- Вольфганг! Куда ты?! Вернись сейчас же! Вольфганг..!
Он не слушал. Захлопнув за собой входную дверь, Моцарт стремительно сбежал по лестнице вниз, навстречу глубокой ночи. Прямо в объятия господствовавшего на улице безжалостно холодного, осеннего дождя.
Этот вечер был одним из худших. Констанца вновь жаловалась, кричала, плакала. Вольфганг не выносил слез жены. Тех слез, успокоить которые унего не было ни возможности, ни сил.
Сил же в этот раз он и в самом деле, как ни пытался, а найти всебе не мог.
По обыкновению, он старался отыскать утешение в выдуманном царстве, куда привык сбегать мыслями ещё в детстве. Царстве, где жили люди со звонкими именами, а потому о том, что существует тишина, там никто никогда не слышал. Наверняка, если существует вечная музыка, то никогда не бывает горя. От Царицы Ночи, бывшей для Вольфганга средоточием того,что не давало покоя его измученной душе, всегда можно спастись, ведь это место принадлежало самой настоящей сказке. А в сказках добро неизменно побеждает зло. По крайней мере, Вольфганг верил, что это так.
Вот бы остаться там навсегда! Он бы взял с собою Станци. Его Станци больше не пришлось бы плакать
Когда Констанца сердилась, Вольфганг тут же выдумывал какую-нибудь озорную шутку. Не проходило и минуты, как они уже вместе покатывались со смеху. И ссоры как ни бывало. И те невзгоды, заставлявшие Констанцу впадать в отчаяние, таяли, как подогретое масло, и уже не казались такими тягостными.
Но в этот раз у Вольфганга совсем не было сил даже на то, чтобы улыбнуться.
Догадывался ли кто, в каком отчаянии был он сам?
Извечная нужда и постоянная необходимость думать о том, гдеещё занять денег, чтобы прокормить себя и семью – а денег этих вечно не хватало, сколько ни занимай – постоянные ссоры с Констанцей, кредиторы, неуклонно требовавшие возвращения долгов – все это день ото дня давило на Вольфганга нестерпимо, так, что, порой, он откладывал перо и не находил в себе сил продолжать работу.
И, что было куда страшней, желания продолжать работу - тоже
Ветер нещадно хлестал по лицу холодным, как лед, дождем, пока Вольфганг брел вдоль переплетения узеньких венских улиц, практически безлюдных в такое время, да и, тем более, в такую непогоду. Он был одет в один лишь легкий камзол поверх рубашки, что было из рук вон безрассудным поступком. Стоило представить, как, должно быть, волновалась сейчас Констанца, ведь он только недавно оправился после затянувшейся болезни, и здоровье его было расшатанным. Однако, Моцарт и не думал возвращаться, хотя прекрасно догадывался, что жена наверняка уже готова простить что угодно, лишь бы он сейчас, одумавшись, стучался в дверь их небольшой квартиры, находившейся в районе Ландштрассе
Вольфганг знал, что у него прекрасная семья – чудесная женушка и сын, которых он обожал и не уставал благодарить Бога за то, что тот ниспослал ему такое счастье.
Но теперь он с каждым шагом, поддавшись воле абсолютного, необъяснимого безрассудства и охваченный глубоким отчаяньем спешил от них все дальше
Одному Богу известно, как он добрался до нужного ему дома
На пороге стоял Сальери, закутанный в плотный халат. Должно быть, он каким-то непостижимым образом догадался, что в столь поздний час в гости пожалует именно Вольфганг, и потому сам решил спуститься и открыть дверь, не прибегнув к помощи слуг
- Вольфганг..? – его брови удивленно попозли вверх. Да и немудрено - уже близилась полночь
Моцарт хотел было что-то сказать, как-то объясниться о том, почему явился сюда, без приглашения. Так просто, совершенно позабыв о чувстве такта, манерах, времени и ещё о десятке другом вещей. Но силы вдруг разом покинули его. Вольфганг ощутил такую слабость, что едва устоял на ногахи, пошатнувшись, тяжело облокотился о дверной косяк. Не было необходимостичто-либо объяснять – Сальери спешно затворил входную дверь, буквально затащив промокшего насквозь Моцарта в прихожую.
Вольфганг чувствовал, что за свою недолгую прогулку промерз едва ли не до костей, и никак не мог согреться, пусть даже в доме и было как следуетдля зябкой осенней ночи натоплено.
Его била дрожь. Быть может, виной тому была невыносимая усталость или внезапно разыгравшийся жар, но вспомнить, как оказался раздетым и под пуховым одеялом в постели, Вольфганг не мог. Он слышал, как в стекло настойчиво барабанил дождь.
Сальери оставил халат наспинке кресла и неслышно опустился на постель позади Моцарта, с почти что почтительной осторожностью обнимая композитора за плечи
- Что случилось? – спросил он едва слышно
Вольфганг, не оборачиваясь, пожал плечами. Он не мог подобрать нужных слов
- Ничего! - рассеянно отозвался он, - Хотел побыть рядом с тобой. Ведь я давно не заходил!
Что и говорить - Вольфганг любил бывать в этом доме. Переступая порог, каким-то волшебным образом за плечами оставались все невзгоды и тяготы повседневной жизни и в течение тех часов, что Моцарт проводил здесь, словно бы переставали существовать. Как будто он оказывался в другом мире. В своем волшебном царстве, о котором мечтал с детства тайком от всех
Трудно сказать, когда это началось. Вольфганг играл на клавесине и мог часами сочинять, а Сальери довольствовался скромной ролью слушателя. Порой композитор задавался вопросом о том, что заставляло Антонио с таким терпением подолгу не сходить с места и слушать, слушать, не произнося ни слова. Во всем его облике угадывалось живейшее участие. Он, словно губка, с жадностью впитывал в себя каждую ноту, каждый аккорд, взятый Моцартом. Часто после того, как Моцарт обрывал игру, дабы поскорей перенести только что пришедшуюв голову мелодию в листок, пока ту не затмила иная, ещё более прекрасная, Сальери внезапно принимался вдохновленно аплодировать, в неподдельном восхищении произнося вновь и вновь: «Bravo! Bravo, друг мой! Benissimo!»
Вольфганга забавляла эта почти по-детски непосредственная реакция, с какой Сальери встречал рождающуюся в его душе музыку.
И порой казалось, что только один Сальери его и понимал, ведь его музыка с таким трудом находила хоть сколько-нибудь радушный отлик в сердцах жителей Вены
Их свидания не были долгими. Чаще всего, спустя пару часов Вольфганг уже спешил домой, к своей Станци, пока та не начинала волноваться из-за его отсутствия.
Какой бы прием не ожидал его дома, он всегда думал лишь о том, как бы Констанца не заметила по-необычному сиявшие глаза мужа
Он и сам не заметил, как случилось так – со временем этот дом и общество Антонио Сальери стали ему настолько необходимы. Только здесь он находил то, что так отчаянно искал и чего добивался от жизни – покой. Сальери окружал его чутким вниманием и заботой, ни о чем не прося взамен.
Впрочем, в силу природной доверчивости и наивности собственной натуры Вольфгангу даже не пришло в голову задуматься о том, крылось ли что-то за радушным к нему отношением и какую цель преследовал Сальери. Он твердо знал, разве что, что здесь его любят, не требуя ничего взамен. А это было, пожалуй, воистину бесценным.
И, к своему стыду, на самом деле его тянуло сюда много больше, нежели в собственный дом, к жене и сыну.
Антонио Сальери бережно обернул к себе лицо Моцарта, едва ощутимо коснувшись губами лба. Жар словно бы немного утих
- Я дам денег. Сколько тебе необходимо? - наконец нарушил молчание итальянец. Он прекрасно знал, что гнетет Моцарта, пусть тот и с завидным упорством всегда старался отрицать, что у него есть хоть какие-то проблемы
- Нисколько не нужно, Антонио! Твое общество много дороже любых денег, - поспешил уверить Вольфганг, не солгав о своих чувствах ни словом
Сальери не ответил. Лишь крепче сжал его в своих объятиях
-
-
05.06.2011 в 00:26И грустно.
-
-
05.06.2011 в 21:27-
-
05.06.2011 в 21:57Cпасибо вам! Я уже писал зарисовку на тему чувств Сальери, а в этой хотел рассказать о чувствах Моцарта
LoDeLe
Спасибо вам, моя Королева! Я редко что-то пишу, поэтому особенно важно и приятно получать такие комплименты